литературный опыт
Mar. 4th, 2006 01:04 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
bullochkaпод катом. Комментарии и критический разбор приветсвуются
Они подошли ко мне в вокзальной толчее. Трое. В неприметных серых куртках. Точнее, один был в серой – тот, что справа. Второй, то есть третий был в коричневой – добротной кожаной, с овчинным воротником. А первый – по нему сразу было ясно, что он Первый – в черной. На груди забавная вышивка – теннисные ракетки (рисунок явно не по сезону). Трое с невыразительными лицами – без возраста и особых примет. И спросили Димку. И первым моим порывом было махнуть рукой куда-то вдаль, и сказать: «Пошел пить пиво с Гариком, вон спросите у той толпы, где они портер брали». Но почему-то не махнула и не сказала. Впрочем, спрашивать в лоб «Зачем он вам?» тоже сочла опасным: на мгновенье мне показались они каменными изваяниями, и ледяным холодом окатило меня. Правда уже в следующую секунду я снова видела просто троих гопников, которые разыскивают приятеля.
Впрочем, они тоже опознали меня: магический жезл, бережно завернутый в льняную тряпицу, не спрячешь под слоями одежды в рюкзаке. Во всяком случае, не от этих глаз. Обманывать можно других, впрочем и это не обман, скорее фигура умолчания, никому ведь не придет в голову спрашивать: «а ты точно человек?» Конечно, если ты ездишь автостопом со скоростью 80 км/ч (всегда!), или кормишь со своей аспирантской стипендии пол-этажа, или отключаешь в комнате гравитацию – человек может заподозрить неладное – но только не тот, с кем путешествуешь в паре, угощаешься обедом или передвигаешь мебель, а прочие не столь наблюдательны, коль дело касается не их.
Мрачная троица неуклюже развернулась, и тут я поняла, что на куртке у Черного были не ракетки, а скрещенные лопаты (двое с носилками и один с лопатой).
(…)
- А его можно выкупить? – просила я (голос спокойный и даже равнодушный – этакое академическое любопытство).
- Можно, конечно, – Черный повернулся к перилам, что-то увидев внизу - если у человека недоделанная работа, ему предоставляется отсрочка. Посмотри на него (это джинсовая фигурка Димки перебиралась через рельсы)– он безработный, одинокий. Он даже ничему не хочет учиться. Да и еще, конечно, если он узнает о чьей-то любви, он останется еще на год. Пошли! – скомандовал он своим спутникам, уже не обращая на меня внимания.
- Стойте! – я заорала так, что, кажется, зазвенел в резонансе чугунный мост. – Я люблю его, слышите!
Они развернулись. Медленно, как в рапиде. И я впервые увидела, какие разные у них лица – худощавое и бледное у коричневого (голубые глаза под бесцветными бровями смотрят даже как будто сочувственно); необычайно правильное, словно у Георгия Донателло – у Серого; квадратное, но отнюдь не жестокое – у Черного. У меня никогда не хватало сил на такие слова. Написать их проще. Волновые колебания – это всё-таки магия, а я не настолько сильная волшебница, чтоб без последствий произносить древнейшие заклинания. Вслед за ними едва не выскочило сердце – застряло плотным комком в горле, перекрыв ход другим словам.
Впрочем, через секунду оно гулко рухнуло вниз: моих ушей достиг ответ Черного:
- Он знает это.
Троица двинулась вниз.
Как же тебя спасти?…
(…)
…и с улыбкой протянула ему сверток.
- Твоя флейта? Ты же никому её не даёшь
- Ты же хотел научиться – я постаралась, чтобы руки не дрожали – вот осваивай. Через год вернешь. – я отвернулась к окну. В темном стекле отражались пассажиры. Димка с восхищением рассматривал кремовую трубочку. Я различила удивленное лицо Серого, и показала ему язык. Черный сделал незаметный одобрительный жест и начал проталкиваться к выходу. А Коричневый, потянувшись за своим свертком (неужели у него там в самом деле носилки?), пробормотал, словно ни к кому не обращаясь, что-то о своей нелюбви к сверхурочной работе.
Они подошли ко мне в вокзальной толчее. Трое. В неприметных серых куртках. Точнее, один был в серой – тот, что справа. Второй, то есть третий был в коричневой – добротной кожаной, с овчинным воротником. А первый – по нему сразу было ясно, что он Первый – в черной. На груди забавная вышивка – теннисные ракетки (рисунок явно не по сезону). Трое с невыразительными лицами – без возраста и особых примет. И спросили Димку. И первым моим порывом было махнуть рукой куда-то вдаль, и сказать: «Пошел пить пиво с Гариком, вон спросите у той толпы, где они портер брали». Но почему-то не махнула и не сказала. Впрочем, спрашивать в лоб «Зачем он вам?» тоже сочла опасным: на мгновенье мне показались они каменными изваяниями, и ледяным холодом окатило меня. Правда уже в следующую секунду я снова видела просто троих гопников, которые разыскивают приятеля.
Впрочем, они тоже опознали меня: магический жезл, бережно завернутый в льняную тряпицу, не спрячешь под слоями одежды в рюкзаке. Во всяком случае, не от этих глаз. Обманывать можно других, впрочем и это не обман, скорее фигура умолчания, никому ведь не придет в голову спрашивать: «а ты точно человек?» Конечно, если ты ездишь автостопом со скоростью 80 км/ч (всегда!), или кормишь со своей аспирантской стипендии пол-этажа, или отключаешь в комнате гравитацию – человек может заподозрить неладное – но только не тот, с кем путешествуешь в паре, угощаешься обедом или передвигаешь мебель, а прочие не столь наблюдательны, коль дело касается не их.
Мрачная троица неуклюже развернулась, и тут я поняла, что на куртке у Черного были не ракетки, а скрещенные лопаты (двое с носилками и один с лопатой).
(…)
- А его можно выкупить? – просила я (голос спокойный и даже равнодушный – этакое академическое любопытство).
- Можно, конечно, – Черный повернулся к перилам, что-то увидев внизу - если у человека недоделанная работа, ему предоставляется отсрочка. Посмотри на него (это джинсовая фигурка Димки перебиралась через рельсы)– он безработный, одинокий. Он даже ничему не хочет учиться. Да и еще, конечно, если он узнает о чьей-то любви, он останется еще на год. Пошли! – скомандовал он своим спутникам, уже не обращая на меня внимания.
- Стойте! – я заорала так, что, кажется, зазвенел в резонансе чугунный мост. – Я люблю его, слышите!
Они развернулись. Медленно, как в рапиде. И я впервые увидела, какие разные у них лица – худощавое и бледное у коричневого (голубые глаза под бесцветными бровями смотрят даже как будто сочувственно); необычайно правильное, словно у Георгия Донателло – у Серого; квадратное, но отнюдь не жестокое – у Черного. У меня никогда не хватало сил на такие слова. Написать их проще. Волновые колебания – это всё-таки магия, а я не настолько сильная волшебница, чтоб без последствий произносить древнейшие заклинания. Вслед за ними едва не выскочило сердце – застряло плотным комком в горле, перекрыв ход другим словам.
Впрочем, через секунду оно гулко рухнуло вниз: моих ушей достиг ответ Черного:
- Он знает это.
Троица двинулась вниз.
Как же тебя спасти?…
(…)
…и с улыбкой протянула ему сверток.
- Твоя флейта? Ты же никому её не даёшь
- Ты же хотел научиться – я постаралась, чтобы руки не дрожали – вот осваивай. Через год вернешь. – я отвернулась к окну. В темном стекле отражались пассажиры. Димка с восхищением рассматривал кремовую трубочку. Я различила удивленное лицо Серого, и показала ему язык. Черный сделал незаметный одобрительный жест и начал проталкиваться к выходу. А Коричневый, потянувшись за своим свертком (неужели у него там в самом деле носилки?), пробормотал, словно ни к кому не обращаясь, что-то о своей нелюбви к сверхурочной работе.
