(no subject)
Dec. 20th, 2008 11:40 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
bullochkaКогда-то в детстве папа учил меня играть в шахматы. Он делал ход – и я вслед. Стандартное начало – королевские пешки, потом вывести на оперативный простор коня и слона, потом появится возможность рокировки. Черные и желтые, которые белые фигурки кружились в диковинном танце. Я делала ход не думая. Папа злился и говорил – нет, так не годится, ты должна перебрать все возможные варианты. Я перебирала. В результате выяснялось, что это был наилучший ход. Да, здесь я уже вижу Ирину, которая комментирует – «Ты же интуит». Хотя какая интуиция в шесть лет? Кстати, играть в шахматы я так и не научилась – движения на шахматной доске перестали казаться красивыми, рассыпались на атаки и контратаки.
Я не стерва. Даже нестерва. Антисерва. Я со всеми дружу, всех понимаю, ни с кем не конфликтую. Я душечка. Поэтому в моих морально-нравственных принципах со временем обнаруживается всё больше изъянов. Они оказываются не глухой стеной, и даже не высоким забором, а сеткой-рабицей, а то и просто несколькими межевыми камнями. Между ними ветер кидается хлопьями снега, шастают мелкие и крупные зверьки по своим звериным делам, и неправильные поступки прячутся, как террористы на сопредельной территории: вроде бы осуждаю, но не выдаю. При чём со временем выясняется, что спрятать можно не только группку солдат, но и танк. Думаю, если так пойдёт дальше, там вольготно разместится отряд из всех семи смертных грехов.
Так что вести со мной беседы на такие темы бесполезно – просочусь, как вода меж пальцев. Не задену собеседника резкими суждениями, не вступлю в конфликт. Но вчера Артин сумел меня поймать. Сумел превратить эту воду в лёд, а это уже минерал, пусть и мягче гранита, но твёрже графита. Правда, не на поле этики, а эстетики. Меня ей пять лет учили. Может, несколько меньше, но это не важно. Устанавливать столбы через каждые десять метров, приколачивать к ним доски, плотно подгонять их и писать на получившемся заборе – «это плохо», а с другой стороны – «это хорошо» - занятие даже по возрасту уже неподходящее. Я ищу и не нахожу в себе абсолютных норм морали, кроме, может быть, священности жизни. Но что для меня еще играет роль совести? Может быть, красота и целесообразность (второе ведь тоже – лишь вариант красоты).
Любимое моё чтение – одна Шергинская быль. Когда я её пересказывала, я одну деталь всё-таки в сюжете упустила – потому что это было чем-то настолько само собой разумеющимся, что не требовало ремарок. Два брата оказываются на заброшенном островке. Море – измена лютая. Помощи ждать им не приходится, до большой земли не добраться. И на доске, по обычаю, они оставляют надпись со своими именами. И чтоб отвлечься от уныния, они вырезают на этой доске диковинные узоры и пишут короткую летопись их пребывания на острове. Творчество становится их последним прибежищем. Творчество даёт возможность победить эту страшную смертную тоску. Только не надо спасать меня от депрессии или осенней хандры. Это – другое. Это то, о чём Самарянка разговаривала с Иисусом у колодца Иаковлева.
Я не стерва. Даже нестерва. Антисерва. Я со всеми дружу, всех понимаю, ни с кем не конфликтую. Я душечка. Поэтому в моих морально-нравственных принципах со временем обнаруживается всё больше изъянов. Они оказываются не глухой стеной, и даже не высоким забором, а сеткой-рабицей, а то и просто несколькими межевыми камнями. Между ними ветер кидается хлопьями снега, шастают мелкие и крупные зверьки по своим звериным делам, и неправильные поступки прячутся, как террористы на сопредельной территории: вроде бы осуждаю, но не выдаю. При чём со временем выясняется, что спрятать можно не только группку солдат, но и танк. Думаю, если так пойдёт дальше, там вольготно разместится отряд из всех семи смертных грехов.
Так что вести со мной беседы на такие темы бесполезно – просочусь, как вода меж пальцев. Не задену собеседника резкими суждениями, не вступлю в конфликт. Но вчера Артин сумел меня поймать. Сумел превратить эту воду в лёд, а это уже минерал, пусть и мягче гранита, но твёрже графита. Правда, не на поле этики, а эстетики. Меня ей пять лет учили. Может, несколько меньше, но это не важно. Устанавливать столбы через каждые десять метров, приколачивать к ним доски, плотно подгонять их и писать на получившемся заборе – «это плохо», а с другой стороны – «это хорошо» - занятие даже по возрасту уже неподходящее. Я ищу и не нахожу в себе абсолютных норм морали, кроме, может быть, священности жизни. Но что для меня еще играет роль совести? Может быть, красота и целесообразность (второе ведь тоже – лишь вариант красоты).
Любимое моё чтение – одна Шергинская быль. Когда я её пересказывала, я одну деталь всё-таки в сюжете упустила – потому что это было чем-то настолько само собой разумеющимся, что не требовало ремарок. Два брата оказываются на заброшенном островке. Море – измена лютая. Помощи ждать им не приходится, до большой земли не добраться. И на доске, по обычаю, они оставляют надпись со своими именами. И чтоб отвлечься от уныния, они вырезают на этой доске диковинные узоры и пишут короткую летопись их пребывания на острове. Творчество становится их последним прибежищем. Творчество даёт возможность победить эту страшную смертную тоску. Только не надо спасать меня от депрессии или осенней хандры. Это – другое. Это то, о чём Самарянка разговаривала с Иисусом у колодца Иаковлева.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2008-12-21 10:28 am (UTC)no subject
Date: 2008-12-23 08:23 am (UTC)